Новая тема
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться22014-02-01 01:57:15
| KATHRINE BERRY AGE, DATE OF BIRTH: 15.06.93 (20) |
CHARACTER |
habits: широко и иногда неестественно улыбается, много говорит, редко лаконично и по делу, в основном о себе, когда недовольна, демонстративно закатывает глаза и выразительным жестом откидывает волосы назад, когда готовится что-либо возразить или вставить свое замечание, разглаживает складки на платье или юбке, надувает щеки, когда задумывается, заламывает руки и носится из угла в угол, когда нервничает, грызет ноготь на мизинце.
hobby: в детстве хваталась за все, где можно было бы достичь любых результатов, легко распаляется на любую деятельность, будь то балет или выборы в президенты класса. в пять лет выиграла свой первый танцевальный конкурс, в семь начала рисовать, но быстро поняла, что это не для нее. тогда она вернулась к музыке и решила серьезно заняться своим голосом. вскоре обраружила, где поистине кроется настоящий талант - с тех пор каждый день она усиленно занимается вокалом, пробует себя в актерском мастерстве, умеет плакать по требованию.
fears: похоронить свой талант, остаться в Беверли Хиллз и кануть в лета никому неизвестной неудачницей.
dreams: пробиться в Голливуд, стать звездой.
Со стороны покажется, что Кэтрин Берри насквозь фальшива. Что от нее за милю разит плохой игрой неудавшейся актриски. Однако никто ее толком не знает. Она не притворяется, не играет, она действительно такая, и настоящего в ней больше, чем в ком-то из вас. Ее не любят не потому, что у нее слишком длинный нос, которым она клюет не в свои дела, а потому, что она не боится пороть правду. Кстати, свой выдающийся нос она недостатком не считает, а совсем наоборот, гордится им, как своей изюминкой. Это одна из черт ее исключительности. Рубить с плеча, даже не моргнув глазом - в этом вся Берри. Но пороть горячку, впадать в истерию (если только это не спектакль) - не в ее стиле. Веры в себя у нее хоть отбавляй. Упертая. Когда она одержима какой-то идеей, то в этом вдохновенном припадке не замечает ни пути, ни попутчиков, ни встречного трафика - прет, как асфальтоукладчик на полном ходу. Когда она одержима, то для нее все средства хороши. Она добивается своих целей с таким неисчерпаемым фанатизмом, что кажется, будто готова на убийство. В такие моменты ей не помешало бы щелкнуть пальцами перед ее носом, потрясти за плечи и привести ее в чувство. Доходчиво втолковать, что такими методами она не только не добьется успеха, но и окружающим навредит. Она не видит, кого распихивает локтями, кого сталкивает, кого подставляет. Ей просто необходим "стоп-кран", который смог бы остановить этот несущийся локомотив, пока он не слетел с сожженного моста в пропасть. Целеустремленная, самовлюбленная, эгоистичная. Она не сделает ни единого шага, пока не просчитает последующую дюжину наперед. Она будет поступать исключительно так, как будет удобно ей: плести интриги, немного привирать (лжет она только по расчету), даже опустится до дешевой лести, начнет курлыкать сахарные речи и усыплять вашу бдительность. Будет создавать такие ситуации, из которых ей удобнее извлечь выгоду. Иногда ей становится стыдно за такую позицию, но вскоре, когда на горизонте замаячит новая мишень, Берри мигом забывает о покаянии. Слегка стервозная, в меру мстительная. Легко запоминает обиды и также легко их прощает. Хотя порой вспоминает о существовании гордости и совести. Может даже проявить благородство, жертвуя своими интересами ради чужих. Это нетипичный для нее высший подвиг. Имеет склонность пускаться во все тяжкие, если полоса неудач длится слишком долго, если заканчиваются все силы, чтобы терпеть. Когда слетает с катушек, легко поддается порывам, ее спутником на плече становится полный абсурд. Не стесняется выговаривать слова, накипевшие в душе и поджигающие язык. Не умеет хранить тайны, недоверчива, мнительна и очень впечатлительна. Эмоциональная, впечатлительная, боевая - и с кулаками полезет, если пузырь терпения переполнится и лопнет. Лидер и диктатор - любит, чтобы все было так, как захочет она. К сожалению или к счастью, она редко достигает такой гармонии с собой и с окружающими. У нее сложный характер - нельзя сказать, чего в ней больше - светлого или темного, поэтому ей трудно найти общий язык с людьми. Но как бы то ни было, она не толстокожее бревно без сердца. Берри отдается всему без остатка. Если дружба, то крепкая, если любовь, то до гроба. И что бы она не делала (ошибки всегда перевешивали чашу весов), она никогда не предаст. Несмотря на все свои недостатки, Берри умеет признавать свои ошибки, свою вину. Она сможет признаться, что была не права, но произнести вслух слова извинений ей чрезвычайно сложно.
LIFE HISTORY |
immediate family: Мать: Luisa Berry - имеет испанские корни. Ее прадед родился в Чили, но стал эмигрантом.
Отец: Brandon Berry - от него Кэтрин взяла еврейские корни, однако в Израиль ее никогда не тянул так называемый зов крови.
Сестра: Shannon Berry - старшая сестра, по мнению Кэтрин, была самой большой ошибкой родителей. И этим все сказано.
▫ Вся ее жизнь - это роковая цепочка неудач и случайностей. Ей кажется, она всегда шагает не так и не туда. Самой неисправимой своей оплошностью Кэтрин считает свое рождение в городе, в котором каждый дом знает всю твою родословную, и с каждым, на кого поднимаешь глаза, приходилось здороваться. Это ее проклятие. Это крошечный Беверли Хиллз, который так проставляли по "ящикам".
▫ Она рвалась на свет слишком активно. Пиналась, переворачивалась и в итоге родилась на два месяца раньше. Еще в утробе матери она создавала столько проблем родителям, что им стало ясно: скоро у них появится одна большая неприятность в ползунках.
▫ Кэтрин чувствовала, что всю свою жизнь была костью в горле у родителей. Слишком требовательная, слишком самоуверенная с мнимой короной на голове. Луиза и Брендон пытались всячески повлиять на дочь, смягчить ее нрав, однако их дочь была слишком упрямой, чтобы сдаваться. Бесконечные амбиции привели к слегка сказочной, но тщательно обдуманной цели - поступить в школу искусств в Лос-Анжелесе.
▫ Несмотря на свое безупречное личное дело, в школе ее жизнь малиной не была. Хотя под каким углом на это смотреть: Берри вполне устраивало такое положение вещей, ее волновала лишь ее цель. Ей было трудно найти общий язык с одноклассниками, ее недолюбливали. Понятное дело, кто вытерпит хотя бы час наедине с ней и ее эгоистичной болтавней. Никто не разделял ее восхищения собой и никто не ценил ее силы воли. Она посчитала, что переросла их всех и высокомерно закрывала на них глаза. Ее оставили наедине со своими, казалось бы, несбыточными мечтами, наедине с бескрайней любовью к себе. У нее не было даже приятелей, за исключением одной подруги, которая была одновременно и ее душой и ее противоположностью, ей даже объявили бойкот, после того, как она довела всех своим подчеркнуто пренебрежительным отношением. Она четко дала всем понять, что считает себя лучшей во всем и в итоге нажила себе кучу проклятий и пожеланий сгореть на костре инквизиции. Но она либо просто не подавала виду, либо ей действительно было плевать. Она утешалась мыслью о будущем в Лос-Анжелесе.
▫ Которому не суждено было сбыться. Ее не приняли.
▫ Это окончательно перевернуло ее жизнь. В ней как и прежде был несгибаемый стержень, она все так же не хотела отказываться от своей детской мечты. Теперь она переменила тактику с выжидательно-романтическо-мечтательной в действительно твердую. На какое-то время она приутихла, заявив, что будет учиться в Беверли Хиллз (чем немало удивила семью) и переехала жить отдельно от родителей. Так она могла реже видеть свою старшую сестру, которая при встрече не упускала возможности наступить на самые больные мозоли. Кэтрин взяла тайм-аут.
▫ С тех пор многое произошло в ее жизни, но одно осталось неизменным - ее незыблемая цель. Она собирает в рукава карты разных мастей, и верит, что однажды наступит тот день, когда, наконец, покажет их всему миру и утрет нос тем, кто не верил в нее.
YOUR POST |
You see you can't just play with people's feelings
Tell them you love them and don't mean it
You'll probably say that it was juvenile
But I think that I deserve to smile
look likeУ каждого хоть раз в жизни бывает чувство, что ты никому в этой жизни не нужен. Ты ходишь из угла в угол, смотришь в потолок, на стены, окна, оглядываешься, пустым взглядом оцениваешь крепость, в которую себя заточил, и понятное дело нигде не находишь выхода, хочется кому-нибудь высказаться, излить душу, но некому; хочется лезть на стены от тоски, но тебя никогда в жизни не кусал паук и ты самый обыкновенный человек, а не какой-то там супер-герой в обтягивающем красном костюме. И у тебя нет рыжей тупоголовой девушки. У тебя вообще нет девушки. И вообще никого нет.
Я лежу на кровати, с головой укрытая теплым одеялом. И плевать, что под ним ужасно жарко и не хватает воздуха. Кстати, оригинальный способ уйти из жизни - задохнуться под одеялом. Но покидать этот бренный, жестокий и несправедливый мир в ближайшие пять-семь десятков лет (там как сложится) я не собираюсь, поэтому тяжело вздыхаю и спускаю одеяло. Воздух! Боже, мне его не хватало. В последнее время почему-то постоянно. Нет, я не лежу целыми днями под одеялом и нет, тем более я не разгуливаю в нем по улицам Беверли Хиллз. Но, если говорить честно, я бы прошлась в нем, в нем уютно и всегда можно в него спрятаться. Что-то я не о том. В легкие как-будто закачали какую-то неизвестную науке жидкость, и она там теперь булькает и не дает мне нормально дышать. Пробую. Вдох, выдох, вдох. Ну вот, опять. Теперь выдохнуть не могу. Поворачиваюсь на бок и мой взгляд автоматически падает на окно. В глаза врезается яркий свет. Щурюсь и снова закрываю глаза. Видимо, я достаточно долго провалялась в своем укрытии, раз с непривычки мне так слепит глаза. Сворачиваюсь калачиком и поджимаю под себя ноги. Вновь решаюсь открыть ясны очи. Опять вижу этот свет. Персиковый. И тут до меня доходит, что уже вечер. Стоп. Я изображаю побитую антилопу весь день? Пора бы уже было подумать, что я тут умерла. От голода. Или от тоски. Хотя, кого я обманываю. Всем же плевать. Хоть бы кто за весь день позвонил, узнал, как мое миллионное прослушивание. Гретель полностью увлечена своим Кэлвином, они теперь с Тамарой ходят парой. Кстати, как насчет Эдди? Тянусь за телефоном, бессмысленно пялюсь в экран. Проходит минут семь, пока я не ловлю себя на мысли, что смотрю оповещение о пропущенных. Четыре звонка. И выходит, что я весь день убивалась мыслью, что никому нахрен не нужна, а, оказывается, что заблуждалась? Жизнь полна сюрпризов.
Теперь даже не знаю, рада ли. Может мне нравилось чувствовать себя жертвой? Может мне нравилось лежать тут, ныть, жалеть себя? Откидываю телефон, он падает мимо кровати, глухо приземляется на пол. Ну пусть земля ему будет пухом. Но, видимо, телефон заразился от меня желанием и волей к жизни, и поэтому небесам не предался, а, наоборот, заиграл. Какая мерзкая мелодия? Неужели я могла поставить ее на звонок? Неужели я могу так себя позорить? Нет, я могу себя позорить еще похлеще. Сажусь на кровати, ползу за мобильным, но на полу его не нахожу. Это что еще за чудеса? Приходиться плавно сползти на пол, чтобы отыскать эту мерзко ревущую пропажу. Замолчал. Опять забренчал. Да что за хрень? Не нужны мне такие фокусы сегодня. Итак на сегодня я ими сыта по самое не хочу. Заглянула под кровать, нашла. Слава Всевышнему, мои молитвы, наконец, услышаны. Готова скакать от радости, что больше не придется слышать этот звук. Да и кто-то позвонил. На секунду задумалась, почему раньше не услышала четырех предыдущих звонков, но тут же забываю, когда смотрю на дисплей. Марли!
- Ну и какого лешего ты не звонила целую неделю? - я приземляюсь обратно на кровать, закидываю ногу на ногу, смотрю на часы, о чем-то задумываюсь. - Конечно! Ты еще спрашиваешь! - кусаю губу, задумчиво мычу в трубку, - Ммм, прямо сейчас? А через пол часа нельзя? Что за спешка? Вздыхаю, улыбаюсь (между прочим, я уже начала забывать, как это делается). - Отлично, через час я точно буду. Кладу трубку. Вскакиваю с кровати, подхожу к зеркалу, взъерошиваю волосы. Знаете, до этого момента у меня было такое чувство, как будто меня каток переехал. А теперь какая-то легкость во всем теле образовалась. Марли можно назвать моей доброй феей - когда она внезапно возникает в моих серых буднях, они сразу приобретают цвет, даже несмотря на ту фамилию, которую носит. Фамилию, которую я даже примеряла на себе пол года назад. Да, прошло целых шесть месяцев после того дня в суде, а мне.. а я... Ладно, сейчас нельзя об этом. Только что меня пригласили в клуб. Нужно срочно приобретать подобающий вид и перестать быть медузой какой-то. Прохладный душ, уложить волосы, выбрать платье. Открываю шкаф, ныряю в него, в самую глубину. Мне почему-то нужно выглядеть неотразимой. И вроде цеплять некого, всех, кого нужно и не нужно было, уже подцепила. Придирчиво осматриваю весь свой гардероб, вывалив все самые лучшие платья на кровать. И вот как из этой груды шмоток найти самую лучшую? Примеряю все, верчусь перед зеркалом, замечаю, что немного похудела. Самодовольно улыбаюсь, проводя по талии. Плохо конечно, что нервные клетки не восстанавливаются, зато они забирают с собой лишние килограммы. После долгих и мучительных метаний, все-таки останавливаюсь на неброском и целомудренной длины платьем. Любимые духи, красная помада в сумочку и в путь, ловить такси. Наверно, все девушки так собираются в клуб с подругами. Мало ли, вдруг сейчас, за поворотом, я встречу свою судьбу?
В клубе уже полно народу. Неудивительно, ведь вечер пятницы. Пробираюсь к барной стойке (хоть на высоких каблуках это сделать непросто), где мы условились встретиться с Оуэнс. Черт. Опять эта фамилия. Устраиваюсь поудобнее, одариваю милейшей улыбкой бармена - может сегодня у них коктейли для девушек за счет заведения? Нет? Хм. Жаль. Все-равно заказываю коктейль вечера: надеюсь, Марли будет не против, если я начну веселье без нее. Потягиваю напиток из соломинки, осматриваю людей. Помните, что жизнь полна сюрпризов. Так вот, замираю, как парализованная. И вот они, шесть месяцев, испарились в один миг, как будто их не было. А я так надеялась, что это пройдет. Не могу не смотреть. Ричард. Он не изменился. А сейчас рядом с ним какая-то прекрасная незнакомка. Отворачиваюсь, задумываюсь. Понимаю, что Марли не придет. Вот стерва! Она специально заманила меня сюда! Вот и встретила свою судьбу. Хочу ли я, чтобы он меня заметил? Разумеется. Встаю с места, пробираюсь ближе, но сохраняю расстояние, так, чтобы в зоне видимости, но случайно. Начинаю с кем-то танцевать, улыбаюсь этому кому-то. Даже не рассматриваю его лица, не запоминаю (вроде симпатичный). Я поглощена другим. Просто помню, как он ревнив - вдруг сработает? Что я делаю? Ах да, все кончено.
Поделиться32014-02-01 23:38:24
| HOLLY ELLY GRIMES AGE, DATE OF BIRTH: 10 апреля 1993 года, 20 лет |
IT'S ME AND MY LIFE |
habits: Когда думает, хмурится, сдвигает брови, или щурится, опускает глаза и смотрит куда-то сквозь, в несуществующую неподвижную точку, медленно моргает. Когда нервничает, перебирает что-нибудь в руках, часто прерывисто вздыхает или ходит взад вперед, когда уже не в состоянии скрыть волнения. Когда врет и смотрит в глаза, часто моргает и постоянно пытается отвести глаза в сторону, нервно улыбается. Когда смеется, почти всегда прикрывает рот рукой, как будто подавляет смешок.
hobby: раньше занималась гимнастикой, теперь мечтает пойти в профессиональное фигурное катание. Мало кто знает, что в БХ она переселилась, потому что здесь ей удалось найти прекрасного тренера, с которым есть все шансы воплотить мечты в жизнь.
fears: Насекомые, клоуны, одиночество.
dreams: Объездить всю Европу, полетать на воздушном шаре или дирижабле, сфотографироваться на крыше Эмпайр Стейт Билдинг и покататься на жирафе.
Шизанутая слегка. Ну как слегка, на всю голову шизанутая. Все, кто ее знают, давно уже это заметили и привыкли к ее фортелям, которые она иногда выкидывает. Хоть с жабой поцеловаться, хоть с парашютом прыгнуть. Она не из тех изнеженных сахарков, которые будут кривиться в ужасной гримасе, морщить нос и пищать "фи, какая гадость".
Смелая, годы спортивных тренировок (с детства занимается гимнастикой) закалили в ней олимпийский характер, выдержку и волю. Терпеливая. Она не из тех, кто будет устраивать сцены на пустом месте, придаваться панике или истерике, бегать по кругу, размахивать руками и истошно вопить во все горло, что мы все умрем. Если бы она жила в эпоху ледникового периода, то была бы числе тех, кто взял бы палки-копалки и дубины и повела бы свое племя расчищать лед, даже если бы знала, что скоро настанет конец всему живому. Она самостоятельная и упрямая. Тот же спортивный характер определил в ней целеустремленность. Только на пути к своей цели она не станет толкаться локтями, пытаться сбить кого-то с дистанции: нечестная игра не для нее.
Упрямая, как осел, независимая, как осел. Знаете, если он упрется своими копытами в землю, то чем бы ты его не зазывал, как сильно бы за собой не тянул, не пойдет, хоть в лепешку расшибись. С ней та же история. Легче сто раз себя по голове сковородкой треснуть, чем заставить ее плясать под чужую дудку. Слишком гордая для такого. Отсюда тянется извилистая дорожка ее постоянных приключений. В какие только филейные места не носила ее судьба в такие-то юные годы. Но Граймс и из таких нелицеприятных мест найдет выход. Пусть тернистый и со своими вонючими болотами, но все-таки выход.
Ненавидит высокомерных людей, считает, что хуже напыщенных петухов только напыщенные павлины из зоопарка. Ненавидит, когда люди пытаются выглядеть лучше, чем они есть на самом деле, когда строят из себя черти пойми кого. Будьте с ней честными, потому что она не любит лгунов и сама не умеет врать. Даже если постарается, вы с легкостью ее раскусите, как гнилой фундук, и выведете на чистую воду.
И несмотря на свой непростой нрав, добрая и отзывчивая. Со всех ног ринется помогать тому, кто нуждается в помощи. Однако придерживается утверждения "дай нищему не рыбу, а дай нищему удочку" - считает его правильным, старается поступать именно так, хоть и подвластна чувству жалости. Жалеет всех ущербных и не ущербных, кто хоть каким-то образом оказался в худшей ситуации, чем она. Изо всех сил старается не подавать вида, если знает, что человека бесит ее сострадание, потому что сама ненавидит, когда ей делают поблажки. Это все потому, что не в своей тарелке, когда выглядит слабой и беззащитной, не хочет, чтобы о ней были такого мнения. Как было сказано, нечестная игра не для нее.
YOUR POST |
I must become a lion hearted girl
Ready for a fight
Before I make the final sacrifice
вн. вид- Ты знала, что в Бразилии готовят самый лучший кофе, но бла-бла-бла, - я открыла и снова закрыла глаза, даже не шевельнувшись, зевнула, Зато больше всего бразильцы любят какао, так что бла-бла, удивительно, правда? Я не слушала половины той несуразицы, которую восхищенно несла моя подруга, нетерпеливо ерзая в кресле. В основном, она постоянно шептала мне прямо в ухо, я раздраженно морщилась и все больше липла к иллюминатору, потому что мне почему-то казалось, что она нарочно хочет, чтобы я выпрыгнула из этого чертова самолета прямо в океан. Или где мы там сейчас находились? Я отвернулась от источника непрекращающегося потока какой-то неинтересной информации, чтобы заглянуть в иллюминатор. В географии я несильна и всегда плохо ориентируюсь на местности, поэтому мне так и не удалось понять, где именно мы сейчас пролетаем и прикинуть, сколько примерно часов нам еще находиться в воздухе. Господи, дай мне терпения! Я мысленно взмолилась о пощаде (здесь то Он должен слышать нас лучше, разве нет?) и снова повернулась лицом к подруге, переворачиваясь на другой бок и поджимая под себя ноги. Почему-то здесь было холодно и я попросила плед. Даже в самый разгар летней жары у меня мерзнут ноги, тогда что говорить о прохладе в самолетах? А тем временем подруга продолжала свою бессмысленную лекцию - А еще, ты знала, что 15 процентов бла-бла Бразилии вообще тупые, бла-бла не умеют читать и писать? Я снова зевнула:
- Ага,- сохраняя на лице выражение полного безразличия, я натянула на плечо съехавший краешек пледа, потянулась, - Значит у нас есть все шансы слиться с местным контингентом. Я отобрала у этого заносчивого гида листовку о Бразилии, за что получила смачный толчок в плечо, и взглянула на изображение статуи Христа-Искупителя - пожалуй, главного символа всей Бразилии и, в частности, Рио де Жанейро, куда мы и держали свой курс в этот момент. Сказать, что я прыгала от счастья, когда узнала, что мы летим на отдых в солнечную Бразилию, можно только с натяжкой до подмышек. Мы летим в Рио? Хорошо, пойду поем. Я любила и люблю Европу, с ее средневековой замысловатой архитектурой, легенды о короле Артуре, замки-крепости, как Мамула в Черногории, да тот же Колизей в Риме восхитил бы меня больше, чем карнавал в Южной Америке. Но делать нечего, меня решили выгулять и проветрить, Бог им в помощь. Как будто полуголые бабы с гусиными или павлиньими перьями на голове могут меня отвлечь. Развлечь, развлекут, с этим не поспоришь.
Как только мы оказались в своем номере, я рухнула на мягкую, старательно заправленную постель, с наслаждением руша весь ансамбль из подушек, и вырубилась. Не знаю, почему я так устала, что могло так сильно меня вымотать, но так крепко я давно не спала. Снилась, как обычно, какая-то хрень, бред веселого наркомана. Сон поглотил меня целиком и полностью: я то энергично ворочалась, то замирала, как труп, только пуская слюни на чистые подушки, то дрыгала ногой от волнения, то снова замирала, свернувшись калачиком. Проснулась только после обеда, от того, что ударилась. Не больно, но как-то неприятно. Хорошо, что возле кроватей стелют мягкие пушистые коврики. Оказывается, это мой "гид" постаралась: вытянула из под меня простынь. Сонная, побитая, я была не в состоянии ей достойно ответить и потому, что-то промычав о том, что зло отомщу, и потирая ушибленную руку я побрела в ванную комнату. Опять пришлось слушать бесконечный лепет подруги о том, куда мы сейчас отправимся. По ходу, пока я пребывала в царстве Морфея, она успела составить целый грандиозный маршрут. По пути к нашему отелю я уже успела разглядеть парочку достопримечательностей и краешек моря, но сквозь окно такси особо не налюбуешься. Поэтому, собравшись, мы выдвинулись из гостиницы в неизвестном мне направлении.
Набережная. Мне, еще не отошедшей от сна, это место казалось лучшим. Люблю прохладу и запах, которые веют с моря, люблю как шумят волны, когда разбиваются о берег. Мы остановились у кромки моря, я щурилась, смотрела на полуденное солнце, которое все ближе спускалось к воде, сложила ладонь "козырьком" над глазами, чтобы оно не светило в лицо. Так бы простояла бы здесь подольше, но мой задумчивый вид не понравился моей надоедливой спутнице, и она потащила меня в какую-то кафешку у самого пляжа. Только сейчас я поняла, что готова быка целого (заживо) проглотить, потому что с самого утра ни кусочка в рот не взяла.
- Так, сейчас перекусим и поедем посмотрим комплекс Кинта-да-Боа-Виста, - мы уселись за свободный столик и подруга разложила перед собой карту. -Кинта-да-что? - впервые за весь день я улыбнулась, - Язык папуасов какой-то, извращение, - констатировала я, изучая меню. Ну давай, Википедия, просвети меня, за каким нам туда надо? Не сказать, что мне было это до жути интересно, но не в молчании же нам ужинать?
Я оторвалась от изучения меню и подняла глаза. Лучше бы не поднимала, честное слово. В кафе зашла компания молодых людей, но я не придала бы ее появлению никакого значения (даже не обратила бы внимания на то, что они ржали, как упоротые), если бы не Тайлер, которого я планировала забыть. И частично именно здесь, в Рио. Я вжалась в кресло и несколько раз удивленно моргнула: может, я уже совсем тютю, глюки ловлю? Да нет же, мне не кажется. Какого черта?!
Знаете, я вообще-то смелая, но сейчас почему-то львиное сердце упало куда-то в пятки. Мне совершенно не хотелось его видеть. И может быть именно поэтому я уронила свою вилку и тут же полезла под стол - единственное ближайшее укрытие. Может быть получиться отсидеться здесь? К тому же, здесь довольно миленько. Я могла бы вести себя, как ни в чем не бывало. Нет, не могла. Это же я.
- Какого хрена ты там делаешь? - изумлению моей подруги не было предела. Она разговаривала со мной, приподняв скатерть и наклонившись под стол. - Свихнулась в край?
- Цыц, заткнись! - торопливо зашипела я, выдергивая у нее края скатерти, чтобы меня снова не было видно, - Меня здесь нет, ясно? Да я просто мастер маскировки. Человек-невидимка, блин.
Поделиться42014-02-02 00:48:21
| CHRISTIAN ALLFORD AGE, DATE OF BIRTH: 16.07.90 (24) |
CHARACTER |
fears: Быть отвергнутым близкими.
dreams: Или угрюмый скептик или до рекордной степени в себе уверен, что не держит при себе несбыточных желаний.
Я жил во лжи, живу ею. Зачем принимать в свои объятия незнакомца без имени, кто сам давно не знает, кто он? Я бездомный, ничейный, никому не принадлежащий.
Он не может похвастаться кристально-чистой совестью. Он давно утонул, погряз, запутался в грязной, липкой паутине своей лжи. Это его кокон. Мягкий, теплый, уютный - зачем освобождаться от него, если можно оставаться ползучим насекомым, пожирающим окружающих, себя. О, это особенное удовольствие. Ниточка губ расползается в кривой ухмылке: ему нравится, когда его упрекают, читают морали - давайте, напрягайтесь, ему все равно. Он пропустит ваши проповеди мимо ушей, всякое святое ему неведомо. Всякое светлое он давно истребил, замарал, запачкал смачными мазками черной, как смоль, краски, грязью, как вам будет угодно. Жалеет ли он о прожитом? Он никогда и ни о чем не жалеет, зарубите себе это. К чему эти фамильярные оглядки на ошибки прошлого? Если говорить о том, что для него вообще никаких этих ошибок не существует. Если он когда-нибудь вздумает покаяться в своих грехах, не слушайте - это либо лихорадочный бред, либо попытка огорошить вас своим напускным святым смирением.
Его слова, складные, правильные, красивые, не принимайте близко к сердцу. Они могут надолго залечь там, а потом пустить свои колючие корни, вгрызаясь в стенки, причиняя боль, и будут прорастать там до тех пор, пока не разобьют на осколки, растерзают на куски. Он сам сделал свой выбор, таков фатум.
Он засмеется и разведет руками. Что же, таков он есть, тут или прими или проваливай. Его устраивает презирать себя, волочить за собой свою обузу, жить в своих же тисках, в своем же медвежьем капкане, в который он себя загнал, как дикого зверя. Грош цена такой душе, если он в детстве не продал ее на перекрестке. Для него больше нет кумиров, богов: он разочарован. К черту борьбу за праведность, все мишура.
Его одновременно тошнит от того, какого тупого болвана хотели вырастить из него родители: порядочного и достойного наследника, политика и дипломата, гордость отца, его уменьшенная копия, как шута наряженного в те же удавки. Но вместе с тем он с удовольствием пользуется тем, чем его щедро одаривали: вниманием и деньгами. Эти две вещи, кажется, занимают главные места в его жизни.
Ему нравится, когда на него обращены взгляды, что бы они не выражали; он получает особенное удовольствие, соря отцовскими пачками, когда перед ним благоговеют и стелются.
Он сам ничем не лучше и не хуже. Он такая же скользкая лживая тварь на попечении семьи. Для них он обернулся позором, от которого ловко избавились, отослав подальше от "хорошего" отца и такой же сестры, которая вовремя изогнулась, принимая нужную сторону. Но только не он. Он продолжает брать деньги из общего кошелька, хотя бьет кулаком в грудь, пускает пыль в глаза, называет себя независимым. Эта свобода только оптическая иллюзия. Ловушки со всех сторон. Он попал в западню и отсюда ему не вывернутся без ссадин. Ему не хватит смелости, как хватило, чтобы вернуться из своей ссылки. Он клялся, что начнет другую жизнь, клянется и теперь. Говорит, что нежеланная ссылка перевоспитала его, что он повзрослел и изменился. Заврался, сдох. Это ложь, все ложь, каждое слово.
LIFE HISTORY |
immediate family: William Allford - отец. Крупная и важная шишка. Он вырастил во мне зверя. Он полностью управлял моей жизнью и пытается контролировать ее до сих пор. В бизнесе ему нет равных, а вот с сыном он сильно просчитался.
Olivia Allford - мать. Она всегда пеклась обо мне и, возможно, любила. Но эта любовь завяла под натиском отца - она слишком боялась его (или уважала) чтобы перечить.
Dafna Allford - младшая сестра. Я заботился о ней, старался быть братом, которым она могла бы гордиться. Она поддерживала меня - единственная из нашей семьи, кому я мог доверять, как себе. И от нее я никак не мог ожидать предательства. Но она тоже отвернулась от меня. Может надеялась, что так я покаюсь и одумаюсь? Никогда.
Я американец. В Англии нас не любят. Они не любят никого, кроме себя и своей родословной. Они надуваются, как жабы, даже если их пра-прабабка служила кухаркой у какого-нибудь лорда. Но я не требовал их любви, и не тем более не желал уважать их голубые жилы. Мне хватило и своей семьи. С детства я по горло сыт аристократическими замашками.
Я всегда хотел быть похожим на своего отца. Я восхищался им, я благоговел перед ним, я уважал его, я боялся его. Мы с сестрой по струнке ходили и кровь стыла в жилах от одного его баса, громом сотрясающего комнату, если мы провинились. Но я всегда прикрывал младшую сестру и больше всего доставалось мне. Сначала я считал, что отец просто слишком строг со мной, потому что хочет вырастить достойного наследника, но со временем и возрастом я осознал, что он ненавидел меня. Моя уверенность в первом и главном моем кумире надломилась, пошатнулась и рухнула. Я перестал верить матери, которая со слезами на глазах уверяла меня, что отец действительно возлагает на меня большие надежды и строит на мой счет грандиозные планы. Но тогда я уже перерос глупого мальчишку и прекрасно знал, что он видит во мне лишь тупоголовую болванку, свою пешку. Он хотел выдрессировать меня своим офисным псом, который бы безропотно выполнял все его поручения, с восхищением заглядывал ему в рот и весело шагал за его плечом, повторяя каждое его движение. Я узнал, что он уже подготовил все документы, чтобы передать сорок процентов акций своей компании моему кузену. Это был красноречивый жест. Тогда он ясно дал понять, что я для него пустое место, как будто он публично окунул меня в лужу с грязью, унизил и кинул подыхать. Если выкарабкаешься, ты счастливчик, парень. И мне надоело. Я подавился своими иллюзиями и решил, что отец не заслуживает такого бескрайнего уважения. Я изменился в один день. В моем родном доме не узнавали меня, они испугались. А я упивался этим новым чувством независимости. Сестра умоляла меня одуматься, но лишь я один знал, что это мой единственный путь, дороги назад нет. Я долго шел к этому. Я очерствел. Мне надоело печься о других, мне надоело искать идеалы в чужих фигурах. Чем я хуже. Из самого себя я сотворил себе кумира. Я стал лгать. Скользко, но виртуозно врать каждому, кто полезет мне в душу. Мне нравилось это чувство превосходства. И потом они перестали воспринимать меня. Меня, которого знала моя сестра в детстве, больше не стало. И что самое интересное, я радовался на своих похоронах. Моя семья была в ужасе. Я смачно, с извращенным наслаждением ставил на их репутации одно пятно за другим. И они придумали, как загнать меня в угол. Отослали учиться в Лондон. Даже сестра, которой я все еще мог доверять, предала меня. Я разочаровался. Но не расстроился - слишком отравлен был. Затравил ли мой отец во мне гнусного червя? Он увидит, когда я, с покорной улыбкой и в свитере с гербом Кембриджа появляюсь дома. Это насмешка, грубая насмешка над наивными надеждами. Спустя всего два года я вернулся. И мне плевать, ждали меня или проклинали.
YOUR POST |
People are people
So why should it be
You and I should get along
So awfully? ©
Depeche Mode - People Are PeopleПерелет утомителен. Голова будто налита свинцом. Ничего не понимаю, не хочу понимать. Каждый шаг по родному американскому асфальту отдается странными ощущениями. Как будто я Нил Армстронг, только что вернувшийся из космоса. Все здесь чужое, склизкое, холодное. Я нежеланный визитер, меня здесь не ждали, не хотели видеть. Сладкий сироп разливается по всему телу, по лицу расползается кривая ухмылка, глаза сверкают недобрым блеском, прикрытым под затемненными солнечными очками. Окончательная победа ожидает меня после, когда я увижу искаженное в гримасе неприятного удивления (страха?) глаза своего отца. Он спрятал лгуна в дальний ящик, а эта плесень, как ее не убивай и не мори, вылезет наружу. Я думаю не о том. А о чем думать?
Морщусь от кислоты быстрого предположения, щурюсь, сажусь в такси и ловлю себя на отвращении к самому себе. Шутка ли, натравливать на себя искусственно выращенную за два года совесть? Не распоряжаясь сейчас собственным языком, хриплым от долгого молчания и зверской усталости голосом называю заученный наизусть адрес. Не думаю, почему, просто выдыхаю, откидываюсь на сидении, взъерошиваю волосы обеими руками. Помятый, измученный, чему-то зло довольный, закрываю глаза, чувствую, как в голову ломятся новые сомнения, мысли, воспоминания. Вглядываюсь на дорогу. Ничего не изменилось. Не стало роднее, ближе, но и не отдалилось, не охладело. Здесь всегда все было равнодушно ко мне, правда я не сразу смог это понять. Я жил во лжи, живу ею. Зачем принимать в свои объятия незнакомца без имени, кто сам давно не знает, кто он? Я бездомный, ничейный, никому не принадлежащий.
Был только один человек. Вот она, улыбается - позади нее Собор Парижской Богоматери. Как только переступаю порог нашей общей квартиры, взгляд сразу падает на комод с фотографиями, ключи прячу в карман - не решаюсь нарушить новыми своими вещами старый порядок. Откуда во мне эта сентиментальность? Усмехаюсь и прохожу дальше, в глубь пустующей квартиры, углубляюсь, нарочно ныряя в воспоминания. Они не царапают, не трогают. Они просто есть, я не смогу уехать от них, не смогу убежать, не сказав ни слова. Рано или поздно я собирался посмотреть им в глаза. И сейчас тот самый момент, я не осознаю этого. Я приезжал сюда неделю назад - мне так кажется. Замечаю, какой идеальный порядок здесь царит, все на прежнем своем месте - даже газета, которую когда-то не дочитал и небрежно смятую оставил на стеклянном кофейном столике. Ни одной пылинки, как всегда идеально. Паркет поскрипывает у меня под ногами, ключи несмело позвякивают в заднем кармане джинсов. Я намерен остаться здесь подольше. Эта квартира обнимает меня стенами, принимает меня снова, ласково, уютно. Здесь я чувствую себя лучше, как будто здесь одно единственное место, где меня ждали. Наливаю себе бокал виски, нахожу лед в морозильной камере, делаю глоток, чему-то улыбаюсь, как придурок. Неторопливо упиваюсь моментом, как будто нарочно тяну время, растягиваю движения, мысли. За задаю себе вопрос "А что дальше?" Смотрю в окно, быстро отворачиваюсь, мне неинтересно, даже отвратительно и мерзко. Не хочу контактировать с людьми. Здесь я не вру, а там придется. Чувствую, как мне нужен отдых, как слипаются глаза. Думаю на секунду, как мне придется заливать коленным железом всем уши, петь басни о перевоспитании, перерождении. Хотел бы сплюнуть, но сдерживаюсь, крепко сжимая в руках холодное стекло стакана.
Улавливаю чуть слышный запах чистого белья и ее духов, когда захожу в спальню. Ставлю виски на тумбу, открываю шкаф, не понимаю зачем, поэтому тут же закрываю. Я не тороплюсь валиться на аккуратно заправленную постель, как будто специально обхожу ее, окинув странным, пустым взглядом. Оборачиваюсь на зеркало - она постоянно крутилась около него, доставая меня своими расспросами, в каком платье ей лучше. Она не понимала, что мне плевать, в какой фантик она в этот раз оборачивается, я не замечал его. Не вижу в отражении себя, взлохмаченного, смотрю сквозь, что-то вспоминаю, щурюсь, отворачиваюсь, краем глаза замечая тонкую царапину на нем. От какого-то флакона или расчески. Не то воспоминание, почему я сегодня все не о том? Рассеянно провожу пальцами по тумбе, снова поворачиваюсь к окну, собираюсь потушить яркий свет, мну в руках край занавески и тут же отпускаю, забывая, что хотел сделать, потому что каменею от звука, остро пронзившего неподвижный воздух. Оборачиваюсь быстро, рывком. Никакого удивления, страха (стыда?). Ничего. Лишь быстрый странный огонек в глазах, тепло которого тут же замораживаю в лед равнодушия.
- Нет, Джесс, детка, Рузвельд, - иронично усмехаюсь, снова беру бокал виски, делаю глоток. Она поверит в мою непринужденность. Я же все забыл, забыл? Играю стаканом в руках, смотрю на нее, растерянную. Она меня ненавидит, я ждал ее здесь, поэтому не торопился. Вот почему я тянул время. Скучала? - подхожу ближе, не отводя блестящих глаз. Издеваюсь, вгоняю в краску. Я скучал, но не признаюсь ни ей ни себе. Она сама порвет все ниточки. А сейчас в моих руках преимущества. Еще никто не знает, что я здесь. Хорошо, что она стала первой. Именно она.
- Надеюсь, ты больше не злишься на меня? - снова усмехаюсь, потому что заранее знаю ответ, Ну же, Джесс, скажи, что я остался в прошлом, обхожу ее, облокачиваюсь спиной на комод, провоцирую ее. Мне не нужна правда, я не привык к ней, я не знаю, что это такое. Даже если я скажу, что изменился. Смешно. Вывожу ее на разговор, который должен был состояться еще два года назад.